В этой масштабной работе художники изобразили женщину с детьми, запряженными в плуг на фоне бескрайнего среднерусского поля. Немолодой пахарь – вероятно, только вернувшийся с войны солдат. Свидетельство тому – фуражка на голове мальчика, необработанная почва, заросшая пожелтевшей травой. Босая женщина, чей образ отсылает к аллегорическим фигурам русского художника первой трети XIX века Алексея Венецианова, с надрывом тащит этот плуг, вероятно, со своим сыном, матерью и двумя юными девушками.
Аллегоричность изображенного сюжета подчеркивается узнаваемой композицией, заставляющей вспомнить бытующие в коллективной памяти работы Передвижников – «Бурлаков на Волге» Репина и «Тройки» Перова. В данном случае, однако, перед нами разворачивается не свидетельство рабского труда, противопоставленного техническому прогрессу, и не трагедия беспризорного детства, а история анонимной семьи на фоне мировых трагедий – войны, голода и человеческих жертв.
Использование пастозного живописного мазка, хмурого, серого колорита картины, а также обращение к военному сюжету особенно характерны для послевоенной советской живописи. Вероятно, как и другие программные серии братьев Ткачевых (достаточно вспомнить цикл «Они сражались за Родину»), «Лихолетье» служит непрямым укором обществу последних лет Советской власти. Одновременно, это назидательное и очень личное воспоминание о прошлом.
Второй, несколько измененный вариант данной композиции, датируемый 1990-1995 годами, хранится в Музее Братьев Ткачевых в Брянске.
Медея Маргошвили
