Миф — это единственная реальность, которую мы знаем. Все попытки модернизма сломать эту конструкцию показали лишь изощренность попыток и незыблемость постулата. Пост—модернизм несколько скорректировал ситуацию, предоставив равные права мифу и реальности. Сегодня мы имеем некий двойственный результат этой диффузии. Mы имеем дело с расширением сферы реальности во всех областях сегодня. Вплоть до контроля над созданием самого Мифа. Реальность стала использовать инструменты мифологии для подкрепления своего наличия. Происходит вытеснение механизмов создания реального мифа псевдомифологией, основанной на тотальном потреблении. С другой стороны — новое мифопространство, по сути, заменило собой реальность. Это псевдовиртуальное пространство требует уже не только виртуального поклонения. Требования его становятся все более жесткими, бескомпромиссными, тоталитарными.

В моей работе «Старые рамы берегут покой глупых мальчиков» отражен редкий момент равновесия. Реальность, она же и рамка любого мифа, сама превратилась в мифологический персонаж — старцев. Она прорвала саму себя. Проросла бородой. И, замерла с ощущением выполненного долга. Свершилось! Реальность и миф встретились в момент переодевания. Они меняются одеждой. Вы понимаете, что происходит. Вы чувствуете, что произошло чудо и возврата не будет. Миф вырвался наконец из старых книг, влез в тела глупых мальчишек и тоже замер от удивления и счастья от неба вокруг, моря вокруг, от сидящих рядом друзей. Вы чувствуете эту неподдельную радость свершения? Нет! Ну тогда выпейте рюмку и почитайте газету.

Вадим Захаров

Инсталляция «Старые рамы берегут покой глупых мальчиков» связана с проектом Вадима Захарова «Смешные и грустные приключения Глупого пастора», центральной фигурой которого является пастор Зонд. Художник прикрылся (замаскировался) пасторской рясой чтобы беспрепятственно экспериментировать с разными культурными слоями, зондировать неизвестное. В культурных экспериментах фигура пастора достаточно выигрышная — неприкосновенная, уважаемая, ему многое позволено — больше, чем обычному рядовому персонажу. Пастор может «чудить» законно.

В образе пастора можно позволить себе выступать от имени сверхчеловеческого и в диалоге с ним, испытывать (исследовать) светское и религиозное, находящееся за гранью общедоступной реальности. В инсталляции есть часть под названием «Точка понимания». Видимо, это и есть «точка сборки», — где сходятся, совпадают наконец все детали и выстраиваются в какие-то новые концептуальные конструкции. В данном случае — это исследующее сознание всюду сующего нос Пастора.

Культурное прошлое, культурные шаблоны (старые рамы) способно сдерживать порывы поколений молодых экспериментаторов (глупых мальчиков). Сначала они, полные романтических надежд и чаяний, подобно «Будущим лётчикам» Дейнеки, мечтают и строят планы по захвату, подчинению и переделке мира, но потом их старания разбиваются о идущую своим чередом реальность, вроде мельницы, с которой сражался Дон Кихот. Сюрприз обнаружения вечных «будущих лётчиков» скрывается под длинной бородой этого повторяющегося анекдота жизни. Архетипы, давно сидящие в сознании, в итоге возвращают взмывших в небеса мечтаний и стремлений на землю.

Пастор-экспериментатор проливает крокодиловы слёзы над обречёнными, ставшими очередными подопытными животными в лаборатории жизни. Так точка завершения в лице горе-экспериментатора готова поставить сама себя в конце всех поисков новизны и развенчать мифы о возможности выхода из колеса сансары.

Ольга Турчина